Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6
«…В 1929 году Лаппо говорил. советская власть давит крестьян… надо ожидать, что крестьянство свергнет эту власть и переворот неизбежен… По поводу коллективизации Лаппо… говорил: «Кулаков разоряют, середняков тоже, а беднота ничего не построит. Советская власть, коммунисты готовят себе, наконец, смерть». Иронизировал индустриализацию… страны… до чего дошли, собирают всё то, что мы раньше бросали. Коммунисты обнищали, это есть характерный предвестник гибели советской власти. По поводу процессов вредительства, всякое новшество в союзе, как то ударничество и соцсоревнование, Лаппо рассматривал как последние попытки коммунистов к сохранению советской власти»
(показания свидетеля Бердниковой.)«С Лаппо встречался очень часто, (он) говорил: «Пришельцы разорили, ничего не создали, скоро им придёт конец… забивают голову своим грандиозным строительством, которого совершенно не видим». Разговоры происходили почти повседневно»
(показания свидетеля Качалова от 18 февраля 1931 г.)«В апреле месяце (1931 г.) Бекман передавал, что Лаппо старик очень сожалеет, что в прошлом будучи прокурором при белых мягко подходил к большевикам» (показания свидетеля Горина…) Сам же Д. Е. Лаппо виновным себя не признал и показал:
«…Вострякова и Сарыкова совершенно не знаю… при встречах с Телегиным… никогда на политические темы не беседовал. С Бекманом… также никогда не беседовал на политические темы… Я иногда критически относился к мероприятиям сов. власти и свои эти взгляды высказывал Миловидову… По поводу начавшегося раскулачивания я говорил, что это мероприятие надо было бы проводить более медленно, дабы на местах не получились перегибы. Последнее время я изменил и этот взгляд и говорил, что. раскулачивание — совершенно правильное мероприятие, несмотря на то, что брат моей жены является раскулаченным. Относительно тех или иных прорывов на транспорте я мог высказываться и резче, но в доброжелательном духе, приписывая прорывы местным работникам неумеющим как следует работать. Я высказывал Миловидову взгляды некоторых учёных и государственников о том, что революция явление временное и при переходе от одного строя к другому немыслимы резкие скачки и в конце концов всё возвращается к своему началу. Но это не являлось моим взглядом».
Далее обвинительное заключение гласило:
«На основании вышеизложенного нижепоименованные обвиняемые:
…Лаппо Дмитрий Евдокимович, Лаппо Лев Дмитриевич, обвиняются в том, что составляли контрреволюционную группу, постоянно вели контрреволюционные разговоры о неправильности политики советской власти, неизбежности восстания и свержения советской власти и мыслили в случае интервенции, или внутренних крупных осложнений выступить против советской власти для активной борьбы с нею, то есть в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. 11 УК с карательной санкцией ст. 58 п. 2 УК»
Процесс расследования венчает
«Характеристика
обвиняемого по ст. 58–11 УК Лаппо Дмитрия Евдокимовича
Лаппо Дмитрий Евдокимович 69 лет. будучи в приятельских отношениях с Бекманом, Телегиным и другими и одинаково враждебных убеждений по отношению к Сов. власти, все составляли к/р группировку под руководством Бекмана, постоянно вели к/р разговоры о неправильности политики Сов. власти, неизбежности восстания и свержения сов. власти, мыслили в случае интервенции или внутренних крупных осложнений выступить против Сов. власти для активной борьбы с нею.
Обвиняемый Лаппо Дмитрий является особо социально опасным, исправим быть не может».
Согласно выписке из протокола Особого совещания при коллегии ОГПУ от 7 апреля 1932 г. было решено Лаппо Дмитрию Евдокимовичу зачесть в наказание срок предварительного заключения и из-под стражи его освободить.
Итак, свой семидесятилетний юбилей Лаппо встречал уже с судимостью. Анализируя протоколы Тройки УНКВД, осуществлявшей по Красноярскому краю в 1937–1938 годах операцию по «окончательной ликвидации контрреволюционных гнёзд», можно видеть, что с Лаппо поступили по шаблонной схеме: в начале 1930-х годов в отношении него было заведено уголовное дело, но была проявлена «гуманность».
Но в будущем уже любое его слово против советской власти рассматривалось бы как рецидив «социально опасного элемента», который «исправим быть не может». В 1937–1938 годах, его, как и тысячи других, ждала бы, скорее всего, печальная участь.
Дмитрий Евдокимович Лаппо умер в феврале 1936 года, был похоронен на Троицком кладбище г. Красноярска.
По данному делу Д. Е. Лаппо был реабилитирован 17 октября 1994 г. Нам пока не дано знать, о чём думал и что говорил Лаппо в последние годы перед смертью.
Лаппо не дожил до того времени, когда по ночному Красноярску, как и во всей стране, сновали НКВД-шные машины, выхватывая из жизни всё новые и новые жертвы, как замирали жители соседних домов от ужаса, слыша бесконечные душераздирающие крики жертв, истязавшихся в кабинетах НКВД, как метались в предсмертной агонии сотни людей в тюремных подвалах, пытаясь спастись от лавины пуль.
Страна выбрала такой путь, но старый Лаппо мог утешить себя тем, что он посвятил свою жизнь тому, чтобы предложить соотечественникам другой, более счастливый выбор.
Библиотека современного рассказа
Эдуард Русаков
Старики и дети солнца
Тихое озеро
Во-первых, во-вторых, в-третьих. И так далее. И тому подобное.
Во-первых, Серову давно хотелось съездить на это затерянное в таёжной глуши озеро, о котором он столько слышал и даже читал в Интернете («живописная природа, сосновый бор… чудесные песчаные пляжи… рыбалка, грибы, ягоды… уютная база отдыха „Тихое озеро“»…), во-вторых, это был весьма удачный повод укрепить связи с сыном, который в последнее время всё более отдалялся от него, а тут появилась возможность побыть два дня вместе на лоне природы (он всё это ярко вообразил и заранее даже растрогался — совсем как в те годы, когда сын ещё был ребёнком и по вечерам приходил к нему прощаться перед сном, а Серов усаживал его на колени и целовал в душистую шелковистую макушку. и он вздрогнул сейчас от конкретной живости и трогательности этого нечаянного воспоминания), а в-третьих… в-третьих.
Ну, а в-третьих, просто хотелось вырваться из опостылевшей городской жизни, из болота газетной рутины, где Серов много лет вкалывал фотокорреспондентом, по вялой инерции считая себя фотохудожником, хотя ничего художественного в его работах давно уж не было, обычные снимки-однодневки, и от нелюбимой жены, кстати… ха! — «кстати!» — чего уж лукавить-то… эй, Серов! — да это, быть может, самое главное — от осточертевшей жены тоже очень хотелось хоть чуточку отдохнуть.
Поначалу всё складывалось удачно. Во-первых, путёвку Серов достал легко (на два выходных, в ту самую базу «Тихое озеро»), во-вторых, сын неожиданно быстро согласился (правда, не захотел брать с собой свою подружку — мол, ей некогда, папа, нам проще будет с тобой вдвоём, и Серов, если честно, остался доволен этим ответом), а в-третьих, погода стояла отменная, как по заказу.
Ехать решили не на автобусе, а на серовской бежевой «волге», которая когда-то (когда сам Серов считался — и был! — фотохудожником) считалась (и тоже была) шикарной машиной, а сейчас казалась смешной морщинистой старухой на фоне сверкающих иномарок, но ведь когда-то (вернёмся к аналогии) и сам Серов тоже был шикарным плейбоем, а теперь вот обрюзг, облысел, хотя держится петушком и при случае топчет курочек, но, чего уж скрывать, всё реже и реже.
Все их планы на уикенд на пленэре очень быстро были разрушены грубой реальностью. Во-первых, уже днём в пятницу исчезло солнце, наплыли тучи и хлынул дождь, во-вторых, на выезде из города «волга» надолго застряла в пробке (многие в этот день рванули на свои дачи), в-третьих, Серов из-за пелены дождя проскочил мимо нужного поворота с шоссе на просёлочную дорогу, и им долго пришлось плутать и расспрашивать редких прохожих, где же это чёртово Тихое озеро, а в-третьих, когда, наконец, они это озеро нашли, оно не произвело на Серова особого впечатления (дождь хлестал, заштриховывая пейзажную картинку), ну и, в-четвёртых, на базе отдыха их никто не встретил (хотя, собственно, чего он ждал? — что их встретят красавицы в сарафанах с хлебом-солью? — да все красавицы от дождя попрятались в дощатых домиках, в том числе, и администратор Раиса, с которой Серов так любезно ещё нынче утром ворковал по телефону).
Наконец они разбудили дежурного на воротах, который разрешил им проехать на территорию базы отдыха, а уж там и Раиса нашлась и дала им ключи от их комнаты в третьем домике, и провела их в столовую, где Серов с сыном поужинали.
